– Сидеть! – Кошкин неожиданно выхватил пистолет. – Сидеть, сука! Решил, что ты самый умный. Замараться боишься? Коля, возьми его оружие. Быстро!

У Николая все еще болела голова. Поэтому он даже не пытался перечить. Протянул руку. Взял автомат и пистолет. Павел удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Ты тоже сдай оружие, – приказал Кошкин, направив пистолет на Славика.

Слава пожал плечами и протянул свой автомат сидевшему рядом Роману. Тот молча взял оружие, ничем не выражая своих чувств.

– И ты, – сказал Кошкин, приставив дуло пистолета к голове Тараса. – Умнее будешь. В следующий раз оружие у тебя так просто не отнимут. Отдай автомат, слюнтяй.

Он ткнул дулом пистолета в лоб Тараса. Отобрал у него автомат и толкнул его в спину.

– Пошел, говорю!..

Тарас едва не упал, но все же удержался на ногах и, поднявшись, поплелся в конец салона.

– Вот и определились, – криво усмехнулся Кошкин. – Выходит, из пятерых только двое мужиками оказались. Остальные рохли, кисель, барышни, пустое место. Ну так и оставайтесь на пустом месте. И сидите хоть всю жизнь в своем дерьме.

Павел хотел что-то сказать, но Слава его удержал. Все трое сели на заднее сиденье. Коля сидел рядом и чувствовал себя то ли предателем, то ли подлецом. Как им объяснять? Ведь он молчал, когда они протестовали. Молчал из-за сильной головной боли. И думал об Артеме… Молчал и Роман – он всегда был себе на уме. Кошкин расценил их молчание как лояльность и решил, что им стоит доверять. Остальные, по его мнению, были «человеческим браком». А ведь все пятеро знали, на что шли, когда захватывали автобус. И все пятеро должны были понимать, что жертвы возможны. Правда, он обещал им спалить автобус только тогда, когда все дети его покинут, обещал устроить фейерверк в знак протеста против взрыва в Воронеже. Эти парни не знали, что трое из них взлетят на воздух вместе с автобусом, когда самолет будет уже в воздухе. Для Павла и Коли он сделал исключение. Первый был «лидером» и мог еще пригодиться. Второй мог понадобиться для игры, в которой была задействована вся его несчастная семья. «Справедливый мститель», он обеспечивал всей операции не только прикрытие, но и гарантированную прессу во всех газетах – и не только в России.

В половине второго позвонил Бондаренко.

– Как дела? – спросил он, не подозревая, что телефон прослушивается.

– Порядок, – ответил Кошкин. – На шесть договорились. Десять миллионов и самолет. Все, как положено. Взлетим вовремя.

Это означало, что он будет тянуть время и сделает все возможное, чтобы улететь в восемь вечера. Бондаренко его понял.

– До свидания, – сказал он и отключился.

Сотрудники ФСБ успели зафиксировать этот разговор. И даже сумели установить, откуда именно звонил Бондаренко. Разумеется, когда группа ФСБ прибыла туда через двадцать минут, там уже никого не было. Связной звонил из обычного телефона-автомата.

Левитин и все остальные, собравшиеся в штабе, даже не предполагали, что как раз в этот момент Демидов и Дронго сидели в микроавтобусе, ожидая, куда их направит телефонная компания, мобильный телефон которой имелся у Бондаренко. Узнать у Юрлова номер его телефона оказалось очень непросто, Демидову пришлось даже ударить водителя – лишь после этого тот решился назвать номер. В эти минуты сотрудники МВД совместно с представителями телефонной компании отслеживали возможный маршрут Бондаренко. Вскоре им сообщили, что Бондаренко едет по Бутырской улице.

– Мы его возьмем, – сказал Демидов. – Поехали.

На двух автомобилях они выехали из аэропорта. Все время, пока они находились в пути, маршрут Бондаренко уточнялся и проверялся. Ровно в два часа пятнадцать минут автомобиль «Тойота», за рулем которого сидел Бондаренко, был блокирован: микроавтобус преградил дорогу, а подъехавшая сзади «Волга» отрезала путь к отступлению. Бондаренко в растерянности озирался. Он ожидал чего угодно, но только не такого конца. Из «Волги» уже выбежали трое подчиненных Демидова. И тут дверца микроавтобуса открылась, и Бондаренко увидел Дронго. Увидел – и глазам своим не поверил. Это был тот самый человек, за домом которого, по всем расчетам, все еще должен был наблюдать Юрлов. Бондаренко понял, что проиграл, проиграл окончательно. Пистолет висел в кобуре, под мышкой. Для своего помощника Тетеринцев выбивал специальное разрешение на ношение оружия. Бондаренко достал пистолет и, когда первый сотрудник милиции открыл дверцу «Тойоты», дважды выстрелил. Милиционер рухнул на тротуар. Подчиненные Демидова потянулись к оружию, но у полковника реакция оказалась лучше. Он, не раздумывая, выстрелил в лобовое стекло, стараясь ранить преступника.

Первая пуля просвистела над головой Бондаренко. Он дернулся – такие вещи впечатляют. Вторая пуля угодила в грудь. Если бы Бондаренко не дернулся, его ранило бы в правую руку. Но он непроизвольно отклонился вправо, и пуля пробила ему грудь. Выронив пистолет, он упал на сиденье, которое тотчас же окрасилось кровью. Бондаренко задыхался, очевидно, пуля пробила легкое.

– Срочно в больницу! – закричал Демидов. Уже не обращая внимания на преступника, он бросился к раненому офицеру. – Живой? – спросил он.

– Все в порядке, – улыбался офицер.

Полковник с облегчением вздохнул. Одна пуля в жилет, другая – в руку. Легкое ранение. До свадьбы заживет. Все сотрудники Демидова, отправляясь на задание, получали приказ полковника – надеть бронежилеты. И этот приказ не раз спасал жизнь его подчиненным. Склонившись над раненым, Демидов спросил:

– Сколько тебе лет?

– Двадцать семь, – снова улыбнулся офицер.

– Значит, получил первое крещение. Поздравляю. Теперь ты этот день будешь отмечать как второй день рождения.

Стонущего Бондаренко уже перекладывали на заднее сиденье «Тойоты». Его повезли в больницу, куда поехали и Дронго с Демидовым. Нужно было допросить преступника, пока имелась возможность какого-то решения вопроса с заложниками. Демидов всю дорогу молчал. Когда подъехали к зданию больницы, он повернулся к Дронго.

– Думаешь, я не должен был стрелять? Лучше было бы взять гада живым?

– Нет, не думаю, – ответил Дронго. – Мой жизненный принцип – добро с кулаками. Этот мерзавец получил то, что заслуживал.

– Как они все продумали, – пробормотал полковник, выходя из микроавтобуса. – Ты был прав. Все предусмотрели. Кто же это такой предусмотрительный? Очень хотелось бы с ним познакомиться.

Они вошли в приемную. Там уже находились два офицера Демидова.

– Почему вы здесь? – встревожился полковник. – А если он уйдет?

– Никуда он не уйдет, – ответил один из офицеров. – Пуля попала в легкое, он захлебывается кровью. Куда он может уйти в таком состоянии?

– Где он? – спросил Демидов. – Если эта сволочь подохнет, мы ничего не узнаем.

– В реанимации, – ответил офицер.

Демидов накинул на плечи халат и ринулся в глубь коридора. Дронго тоже надел халат, очевидно, уборщицы или санитарки. На Дронго он висел, как куцый белый пиджачок.

У дверей реанимационного отделения их встретила удивленная медсестра.

– Сюда нельзя, – сказала она. – Вы с ума сошли. Сюда нельзя.

Медсестра попыталась преградить им дорогу, но полковник осторожно приподнял ее, оторвав на несколько сантиметров от пола, и опустил сбоку от двери.

– Можно, – сказал он. – У нас важное дело. Очень важное.

Они переступили порог. Бригада хирургов уже готовилась к операции. Бондаренко лежал под капельницей. Ему давали анестезию.

– Мне нужно с ним поговорить, – заявил полковник.

Один из врачей, молодой человек лет тридцати, в изумлении посмотрел на него.

– Вы с ума сошли. Он умирает. Дорога каждая минута.

– Секунда, – возразил Демидов. – Только не для этой гниды. Его сообщники захватили автобус с детьми. Они сейчас в аэропорту. Если мы не узнаем, с кем он поддерживал связь, то ничего не сможем сделать. Поймите меня, доктор, там автобус с детьми.

– А вы поймите меня, – сказал врач. – Я обязан сделать все возможное, чтобы он выжил. Уходите отсюда, он сейчас уснет.