– Может, он трезвенник? – улыбнулся генерал.

– Может, – согласился Левитин. – Только наши офицеры не нашли этих бутылок нигде, товарищ генерал. Зачем трезвеннику забирать с собой пустые бутылки? Это ведь нелогично. А в крови погибшего Сайфулина эксперты обнаружили снотворное. Как вы думаете, зачем человеку, выпивающему почти литр водки, еще принимать и снотворное? Во всяком случае, настоящие алкоголики прекрасно засыпают и без снотворного.

– Молодец, – кивнул генерал. – Вот это другое дело.

– Отсюда можно сделать вывод: кто-то неизвестный пришел утром к Сайфулину, напоил его водкой, куда подмешал снотворное, и затем, оставив спящего хозяина квартиры, включил газ и вышел на улицу. При этом не забыл забрать с собой пустые бутылки.

– Ты понимаешь, что говоришь? – От волнения генерал перешел на «ты». – Получается, что это не случайный взрыв, а террористический акт.

– Точно так, товарищ генерал, – подтвердил Левитин.

Генерал посмотрел на Машкова.

– Я тоже так думаю, – сказал тот.

– Странная история, – нахмурился генерал. – В общем, так… Вы, Левитин, занимаетесь взрывом на Малой Бронной. Нужно все проверить еще раз. Если это террористический акт, мы обязаны знать, кому он был нужен и кто организатор. Вы, Машков, проверяете Тетеринцева и его людей. Не забудьте, что речь идет об оружии. Ваши группы должны заниматься только решением этих задач. Все остальные дела отложите. Рыженкова уверяет, что оружие доставят для каких-то подонков. Черт возьми, если бы Кривцова быстрее пришла в себя, мы могли бы узнать, что именно они говорили. Можно даже дать ей послушать все голоса в парламенте, чтобы она определила собеседника этого Малявко.

– Понимаю, товарищ генерал, – кивнул Машков. – Постараюсь найти второго собеседника.

– Судя по всему, перед выборами у нас будут горячие деньки, – продолжал генерал. – Вечером проведем совещание, уточним, что имеем. Машков, вам нужно все проверить еще раз. И как можно тщательнее. Сначала акт экспертизы о наезде на машину Глебова. Мог водитель затормозить или не мог? Потом проверьте эту драку Кокшенова. Если пьяная драка, это одно. А если подстроенная пьяная драка, тогда совсем другое.

Поговорите с этим фотокорреспондентом Беззубиком. Еще раз побеседуйте с Рыженковой, уточните все детали. И, конечно, постарайтесь найти собеседника Малявко. Кстати, за обоими, я думаю, нужно установить наружное наблюдение. Вопросы есть?

Оба офицера поднялись. Машков тотчас же прошел к себе в кабинет. Затем созвал офицеров своей группы, поставив каждому конкретную задачу. После чего позвонил в отдел наружного наблюдения и попросил начать оперативные мероприятия по двум помощникам депутата Тетеринцева.

Машков решил прежде всего поехать в больницу к Римме Кривцовой. Позвонив лечащему врачу, узнал, что несчастная женщина чувствует себя еще очень плохо, но в сознание уже пришла и вполне дееспособна. Ей отчасти повезло. Бондаренко торопился, и удар получился смазанным. Машков вызвал дежурную машину и поехал в больницу вместе с одним из своих офицеров.

В палате, кроме Кривцовой, лежали еще три больные. Машков, вошедший в палату, недовольно поморщился – здесь, конечно, поговорить не дадут. Рыженкова, сидевшая у постели больной, увидев посторонних, в испуге вскочила. Вместе с Машковым вошли лечащий врач и санитарка.

– Не пугайтесь, – сказал Машков, – мы из ФСБ.

– Она всех мужчин теперь боится, – улыбнулась женщина, лежавшая у окна. – Даже нашего врача испугалась.

– Вот мое удостоверение, – протянул свои документы Машков. – Я хотел бы поговорить с вашей подругой.

Он сел на стул рядом с кроватью. Римма настороженно следила за ним. Он видел, что она смотрит довольно осмысленно, и это внушало некоторые надежды.

– Только недолго, – напомнил лечащий врач.

– Извините меня, – тихо сказал он, чтобы их разговор не слышали соседки, – мне нужно с вами поговорить. Если вы меня понимаете, закройте два раза глаза.

Кривцова закрыла два раза глаза и вдруг негромко произнесла:

– Я все понимаю.

– Очень хорошо. Не нужно волноваться. Мы уже знаем, что случилось с вами за эти три дня. Но нужно уточнить некоторые детали, которые ваша подруга не помнит. Вы можете вспомнить номер автомобиля, который вас преследовал?

– Да, – поморщилась Кривцова, – я помню. – Она назвала номер автомобиля, и стоявший рядом офицер записал его в блокнот.

– Спасибо, – кивнул Машков. – А кто разговаривал с Малявко, вы не знаете?

– Нет. У него был такой голос… резкий. И обувь очень дорогая. Больше я ничего не успела заметить. Но у Беззубика должна остаться пленка.

– Какая пленка? – спросил Машков. – Они же забрали магнитофон?

– Нет, – тихо сказала Римма. – Они ничего не нашли. Говорили, что не нашли.

– Поищем, – сделал отметку в своем блокноте стоявший рядом с Машковым офицер.

– Вы видели напарника Бондаренко? Того, который хотел вас убить…

– Да. Он сидел за рулем «Волги», которая стояла сначала у Думы, – вспомнила Римма. – А потом я ее увидела у нас. Это они убили Николая Николаевича. – Она беззвучно заплакала. – Это они…

– Уходите, – сказал лечащий врач. – Сестра, идите сюда.

Машков вышел из палаты. Потом обратился к своему подчиненному:

– Позвони в милицию, пусть оставят пост рядом с ее палатой. Мало ли… всякое может случиться. И найди этого Беззубика. Он срочно нужен. Если магнитофон еще у него, он нам может очень помочь.

– Сделаем, – ответил офицер.

Полковник приехал в управление в расстроенных чувствах. Он понимал, что Кривцова говорит правду. Но он понимал и другое: если замешан кто-то из политиков или депутатов, такое дело не дадут довести до конца. В преддверии президентских выборов может случиться все, что угодно, и поэтому никто сейчас не разрешит устраивать «разборку» с депутатами. С другой стороны, судя по всему, эти два помощника действительно охотились за Кривцовой. Интересно бы познакомиться с депутатом Тетеринцевым, у которого такие кадры, подумал полковник.

Машков рано начал седеть. Еще с тех пор, как в Таджикистане погиб его брат. К сорока годам голова поседела так, что ему уже не давали его возраста. В сорок четыре, несмотря на моложавость и подтянутость, он выглядел на все пятьдесят – сказывались бессонные ночи; мешки же под глазами отнюдь не молодили. Его сотрудники, занимавшиеся проблемами терроризма, менялись каждые два года. Многие не выдерживали и уходили в другие подразделения. Оставшиеся ценились на вес золота.

Машков сидел в своем кабинете, ожидая звонка из квартиры Беззубика, когда в половине первого раздался телефонный звонок. Полковник поднял трубку.

– Слушаю. – Он ожидал услышать чей угодно голос, но только не этот.

– Добрый день, полковник. Как ты поживаешь?

– Дронго, – обрадовался Машков. – Я не слышал твой голос целый год. Как у тебя дела? Последний раз мы виделись на крыше отеля «Крийон», в Париже.

– Помню, – засмеялся Дронго. – Когда ты клеил свои наклейки.

– На бомбу, которую ты нашел, – рассмеялся в ответ Машков. – А что случилось, какими судьбами?

– Послушай, полковник, это ваш отдел занимается террористами? Я правильно позвонил?

– Вообще-то это не телефонный разговор, но правильно. Что тебя интересует?

– Нужны данные на одного человека. Не обязательно по телефону. Можешь переслать на мой компьютер.

– Конечно, перешлю, – заверил его Машков. – У тебя простых дел не бывает. Ты у нас всегда занимаешься сволочью мирового масштаба. Кто именно тебя интересует?

– Есть такой депутат Государственной Думы Тетеринцев. Он и владелец «Порт-банка».

– Так… – сказал Машков. – Значит, тебя интересует Тетеринцев?

– Это тебя удивляет?

– Очень. Он и меня тоже интересует.

– Можно узнать, почему им вдруг заинтересовался ваш отдел? Мне казалось, вы занимаетесь делами совсем другого рода.

– Не могу ничего сказать, – признался Машков. – Давай сделаем так: ты сейчас приедешь ко мне, и мы обо всем поговорим. Только прямо сейчас.