Тетеринцев попросил его приехать к нему в офис, чтобы обсудить вчерашнее происшествие.

– Мы все выяснили, – убежденно говорил депутат, – оказывается, вашу сотрудницу напрасно обвиняли. Она спасала свою жизнь, пыталась противостоять мерзавцам, которые втерлись к нам в доверие. Глебов был рад услышать слова депутата. Он не сомневался, что справедливость в конце концов восторжествует. Именно поэтому он с удовольствием принял предложение Тетеринцева приехать на встречу. Приказав водителю спуститься вниз и готовить машину, Николай Николаевич какое-то время раздумывал: стоит ли ему звонить Кривцовой и Рыженковой, предупреждая о своем визите. Потом решил, что не стоит. Он уладит все дела с Тетеринцевым и, вернувшись домой, позвонит сотрудницам, чтобы те возвращались в редакцию. То, чего не смогли сделать вчера два его журналиста, сделал он сам всего за несколько минут. Глебов торжествовал, радуясь своей проницательности.

Он все еще находился в состоянии эйфории, когда на повороте огромный самосвал врезался в их «Ниссан». Глебов умер мгновенно со счастливой улыбкой на губах, так и не поняв, что произошло. Его водителя долго доставали из машины. А вот водителя самосвала не нашли, он куда-то исчез, и милиция объявила его розыск. Только к вечеру выяснилось, что машина была угнана и незадачливый угонщик, очевидно, не рассчитав своих сил, врезался в «Ниссан». Гибель главного редактора газеты была квалифицирована как несчастный случай.

Сообщение о смерти главного редактора газеты в автомобильной катастрофе было передано по всем информационным каналам. Сотрудники ГАИ позвонили в редакцию. Там о трагедии узнали уже через полчаса.

Римма и Света в этот момент, выйдя на обочину дороги, голосовали, пытаясь найти машину. Им довольно быстро повезло, и вскоре они уже сидели в белом «Эсперо», направлявшемся в город. Владелец автомобиля, очевидно, выходец из Средней Азии, мужчина лет сорока, с большим выпуклым животиком и мясистыми трясущимися щеками, всю дорогу шутил, пытаясь вызвать улыбки на лицах своих мрачных попутчиц. Девушки молчали и лишь иногда односложно отвечали на шутки водителя. Отчаявшись добиться их реакции, тот воскликнул, смешно воздев руки вверх:

– Какие холодные женщины!

Сознавая, что ведут они себя несколько бестактно, Римма попыталась объяснить водителю, почему они в таком настроении.

– У нас погиб близкий друг в автомобильной катастрофе, – сказала она, – а второй находится сейчас в больнице. Мы к нему едем.

– Понимаю, – сочувственно сказал хозяин машины и сразу перестал шутить. Всю оставшуюся дорогу до больницы он молчал, а когда они выходили из автомобиля и Римма вытащила деньги, чтобы расплатиться, владелец покачал головой.

– Не нужно меня обижать, – сказал он. – У вас такое горе, а ты мне деньги даешь. Ты меня извини, что я шутил. Я ведь ничего не знал.

– Спасибо тебе, – улыбнулась Римма, – удачи во всем.

Девушкам пришлось довольно долго искать, где находится тридцать четвертая палата, и только после того, как они показали свои журналистские удостоверения, им выдали и белые халаты, и показали, куда пройти к их больному.

Нахмурившись и готовясь увидеть нечто страшное, направились они в палату к Вадиму Кокшенову. Встреча оказалась радостной. Правда, Вадим лежал упакованный в бинты, а левая рука его была в гипсе. Но он улыбался здоровым глазом и даже подмигнул входившим девушкам, явно радуясь их приходу. Кроме него, в палате лежало еще двое больных. У одного была сломана нога, у второго перебинтована голова.

– Здравствуйте, девочки, – поприветствовал их Вадим. Угрюмые лица девушек вызвали у него недоумение, поэтому он сразу же спросил: – У вас что – неприятности?

– Нет, нет, – ответила Римма, переглянувшись со Светой. – Мы зашли тебя навестить. Извини, что пустые, мы приехали прямо из редакции, как только узнали, что с тобой такое случилось.

– Спасибо, – улыбнулся Вадим, – садитесь. Там есть свободные стулья.

Римма села рядом с его постелью. Света устроилась в углу.

– Ты как себя чувствуешь? – спросила Римма.

– Ничего. Голова только сильно болит. И ребра. Два ребра сломали, сволочи. Но вообще-то могло быть и хуже.

– Как это случилось? Они напали на тебя неожиданно?

– Нет, – поморщился Вадим, – отчасти я сам виноват. Наклюкался вчера до чертиков. И домой в таком состоянии возвращался. А там, у дома, двоих типов встретил. Ну поспорили, повздорили. Я одного довольно сильно ударил. Вот тогда они меня и отколошматили. Ничего страшного, до свадьбы заживет.

– А сумка куда делась?

– Так они же ее забрали, – с радостной улыбкой заявил Вадим. – Видимо, в порядке компенсации. Там, правда, ничего особенного не было. Паспорт у меня в кармане, его не тронули, деньги тоже не взяли. В сумке было мое редакционное удостоверение, ну его мне все равно восстановят, оно просроченное было. Моя рубашка, блокноты, магнитофон…

При последнем слове Римма едва не вскрикнула. Она взглянула на Свету, и та тяжело вздохнула.

– Понятно, – убитым голосом сказала Римма, – а может, ты этих ребят раньше видел? Может, узнаешь их во дворе?

– Это не наши были, – возразил Вадим, – у нас таких нет. И какие они ребята? С ребятами я бы справился. Два мужика, матерые. Вот меня и отодрали. Умнее нужно быть, не связываться.

– И магнитофон пропал?

– Все пропало, – безмятежно подтвердил Вадим. – Зато, девочки, я живой и здоровый. А два ребра зарастут, это мне доктор пообещал твердо.

– Что-нибудь передать твоим ребятам? – спросила Римма, поднимаясь со стула.

– Ничего. Скажи, все в порядке. Девочки, я вам так благодарен, что вы пришли. Спасибо большое.

– Не за что, – сказала Римма, – кажется, нам уже пора, Света.

– Приходите еще, – попросил Вадим, – а то после этих депутатских помощников у меня ребра не скоро срастутся.

Римма, уже собиравшаяся выйти из палаты, стремительно обернулась к Вадиму.

– К-каких д-депутатских п-помощников? – спросила она заикаясь.

– Да эти два мужика. Из-за чего драка-то началась. Как раз из-за этого. Они начали размахивать своими удостоверениями и кричать, чтобы я с ними поехал. Ну я их и послал куда подальше. Вот тогда драка и случилась.

– Как их фамилии? – спросила Римма. – Ты помнишь их фамилии?

– Да я только у одного удостоверение и видел. Не помню я ничего. И следователю так же сказал. Вообще-то я сам виноват. Этот помощник меня за руку схватил, а я пытался вырваться. Ну и потом я его толкнул, первый начал. Значит, поделом.

– Фамилию помнишь? – Римма вернулась к своему стулу, но не стала садиться, а стояла рядом с парнем, умоляюще глядя на него.

– Не помню. Сидоренко или Титоренко. Что-то в этом духе.

– Бондаренко, – убитым голосом уточнила Римма.

– Верно, – обрадовался Вадим, – это фамилия того типа. И как это я мог забыть. Позвоню следователю и скажу, что я вспомнил фамилию. Точно, Бондаренко. Только вот еще ходить нельзя.

– И ты думаешь, что драка была случайной?

– Конечно, случайной. Я же тебе объяснил, что вчера принял слишком большую дозу. А ты сама знаешь, когда я такую дозу беру на грудь, то становлюсь неуправляемым. Они вроде не хотели со мной драться, просто звали куда-то, но я первый полез. Я и следователю так сказал, мол, они не виноваты. А он считает, что раз сумку стащили, значит, виноваты. По пьяному делу, кто тут что поймет.

– Кто у тебя следователь?

– Носов его фамилия. Симпатичный такой, совсем молодой. Лет двадцать пять, не больше. Наверное, сразу после юрфака следователем в милицию послали. Или кончил Высшую школу милиции после армии.

– Носов, – записала в свой блокнот Римма, – я у него все узнаю. А ты скорее поправляйся и больше не дерись. Ладно?

– Договорились, – усмехнулся Кокшенов.

– Нужно срочно ехать в милицию или в ФСБ, – сказала Римма, обращаясь к подруге. Света согласно кивнула.

– Поедем прямо сейчас, – предложила Римма, когда они вышли в коридор. – Другого выхода у нас нет.